Океан публичных срачей вынес на мой аналитический берег очередное риторическое клише: «Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним! Тот, кто ни разу не менял своих убеждений, просто глуп». Какими волнами его прибило сюда? Что за ним стоит? Я тяну за ветки обсуждений и обнаруживаю прекрасную в своей ублюдочности идею «Прозрения». Человек говорит, что раньше был православным монархистом и сторонником твердой руки, но потом прозрел и стал либеральным публицистом. Или, вот, оппозиционный деятель культуры прозрел и заступил на пост охранителей-интеллектуалов. А тут прозрел бывший активист «Наших» и участник «селигеров», неожиданно ставший рупором обманутого поколения и провозвестником новой гетеронормативности.
Слово «прозрение» девальвировалось дважды. Во-первых, когда им стали обозначать смену убеждений, переход в лагерь бывших идейных противников. Назовем это «Эффектом Дизраэли». То есть, человек всегда был носителем сильных политических убеждений. Менялись только сами убеждения – пафос, с которым он их отстаивал, оставался прежним. Во-вторых, когда «прозрением» стали именовать Великое Возвращение. Был человек диссидентом и оппозиционером. Потом с головой окунулся в политическую жизнь. Потом наступили 2000-е и он, вкусив плодов сытого десятилетия, ходил по премьерам, писал колонки, преподавал, путешествовал по миру. А потом все кончилось, и он снова прозрел. Вернулся к борьбе. Назовем это «эффектом Гладстона». Иногда он возвращается к убеждениям своей молодости (10-15 лет сытой аполитичной жизни он называет теперь «сном», от которого своевременно пробудился), иногда – оказывается уже на противоположной стороне баррикад.
Класс «прозревших» вызывает симпатию у единомышленников. У меня же симпатию вызывают только те, кто прозрел один раз. И с тех пор – возможно, с упорством, достойным лучшего применения, – хранит верность этому единственному в своей жизни значимому «прозрению».